Международная научная конференция

«Ксенофобия и экстремизм: глобальные вызовы и региональные тренды»

Ростокинский А. В.

 

доктор юридических наук, профессор,
заведующий кафедрой уголовно-правовых дисциплин
Школы Права Института Права и Управления ГАОУ ВО МГПУ

 

„Мировые тенденции в антиэкстремистском законодательстве и правоприменительных практиках (давно назревшие направления совершенствования уголовно-правового запрета экстремизма с учетом зарубежного опыта)

 

Во-первых, законодательное определение экстремизма как «идеологии» лишь дезориентирует правоприменителя. Статья 282 УК РФ — в её современном состоянии — явный «кентавр», объединяющий и «речи ненависти» и «акции, преступления ненависти» — целью которых является дискриминация (травля) групп населения.

Если попробовать объединить нормы ст. 282 УК РФ с дискриминацией, с неработающей статьёй 136 УК РФ, то упоминание мотивов будет совершенно излишним. Дискриминировать никого нельзя, ни по вражде, ни ради прибыли — что чаще всего и бывает. Если попробовать исключить саму ст. 282 УК РФ, как уже происходит с частичной декриминализацией её первой «ненасильственной» части, то как быть с часто встречающимся обоснованием необходимости, полезности, безвредности любой дискриминации, включая уголовно наказуемую?

Отсюда, имеет смысл запрещать не возбуждение и разжигание, а публичные призывы к совершению преступлений (любых!), а равно, обоснование их полезности, целесообразности (в отношении любых лиц!), а равно, распространение, обнародование, публикацию соответствующих инструкций, пособий и наставлений (институт давно известный зарубежному законодательству).

Во-вторых, такой запрет должен стоять не среди государственных преступлений, а в ст. 205.2 УК РФ, — как её первая часть. Тогда такие же действия в отношении террористической деятельности будут запрещаться её второй частью.

В-третьих, совершенно особый вид публичной агитации и пропаганды совершения правонарушений – травля групп населения, наподобие параграфа 129 УК ФРГ, — должен быть включен в ту же главу 24 УК, например, в виде ст. 205.3 УК РФ или 209.1 УК РФ определить деяние против общественного порядка (и безопасности) возможно только через признаки нарушения установленного порядка, его отрицания, но никак не через тонкости мотивации и свободы слова.

Особенность этого запрета состоит в том, что он направлен против публичного обоснования полезности или необходимости незаконной дискриминации какой-либо части населения? совершаемой по любым мотивам и в любых целях, включая административно наказуемую дискриминацию.

В-четвертых, на уровне развития уголовного законодательства нужно ответить на вопрос, являются ли источниками уголовного права акты административного закододательства о противодействии терроризму, экстремизму, легализации финансовых средств и др. Если строго следовать букве ч. 1 ст. 1 УК РФ, то никаких субинституциональных образований, никакой горизонтальной инкорпорации преступлений, имеющих разные родовые объекты в будущих кодификациях быть не должно. Такой подход реализован, например в УК ФРГ, который знает лишь создание террористической организации и участие в ней. В нашем же УК происходит постоянное умножение казусов в самых разных главах от «оскорбления чувств» до «оскорбления Дней воинской славы».

В-пятых, социальная группа, указанная в законе — это не то же самое, что социальная группа, выделенная по каким-либо признакам социологами. Данный вывод настолько прост, что остается только удивляться, почему он не был законодательно решен в течение почти двух десятилетий…

ПАРТНЕР ПРОЕКТА